Сколько зарабатывают в белорусских колониях?
В своём скандальном интервью «В тюрьмах условия стали лучше. Теперь там почти как в армии» “фактический руководитель” организации «Платформ инновейшен» Алёна Красовская-Касперович рассказала о повсеместном улучшении жизни заключённых. При этом она заявила, что никакого специального давления на политических нет (с них, наоборот, чуть ли не пылинки сдувают). То же, что многие из них постоянно находятся в штрафном изоляторе и являются «злостными нарушителями», Красовская-Касперович объяснила по принципу «сами виноваты». Одной же из основных причин заключения политических заключённых в ШИЗО она назвала отказ от работы. Кроме того, недавно был осуждён по статье 415 УК (уклонение от отбывания наказания в виде ограничения свободы) и Узник Совести Юрий Рубцов. Находясь на «химии», он осмелился потребовать от администрации предоставление ему работы со средней по Беларуси зарплатой (по утверждению чиновников) в 600 долларов, что и было расценено как «отказ от работы».
Что же такое работа “на зоне”?
Во-первых, от неё, действительно, нельзя отказаться (хотя человека, вроде бы, лишают только свободы – но, на самом деле, его лишают и возможности свободно распоряжаться своим временем – например, использовать его для самообразования). Во-вторых, никто не будет использовать заключённого по его профессии. Так хирург высокого уровня не будет работать в больнице, а будет, как все сбивать ящики, утрачивая свои навыки. В-третьих, эта работа будет… фактически бесплатной. Лучше всего это продемонстрирует справка, выданная бывшему политическому заключённому Дмитрию Дрозду во время его пребывания в ИК-2 в Бобруйске. Так за 8-часовой рабочий день 6 дней в неделю на «промке» в деревообработке (разгрузка брёвен, работа за деревообрабатывающим станком, сбивание «европоддонов»…) ему было начислено 12.717 рублей (по курсу на тот месяц немногим больше доллара). Причём, из этой мизерной суммы ему на руки не было выдано ни копейки – всё заработанное было удержано. И это в отношении политического заключённого, к которому обращено всё внимание правозащитников и общественности. Что же происходит с обычными «зеками», можно только догадываться – так как никакой информации из «зоны» не выходит.
Таким образом, администрация исправительных учреждений использует практически бесплатный труд. В результате чего, работая по 8 часов в день, 6 дней в неделю, заключённый, которого не поддерживают с воли, не может купить себе даже зубной пасты и туалетной бумаги. Единственным способом для такого человека выжить в колонии остаётся только оказывать более обеспеченным своим соседям разные услуги: дежурить за них, стирать или выходить за них на работу.
И это при том, что «промка» в некоторых колониях представляет собой настоящее производство со многими видами: здесь и деревообработка (производство с нуля дверей, «европоддонов», ящиков…), разборка различного оборудования, резиновое производство, пошив одежды, изготовление продовольственной продукции, кузовные работы… (Говорят, что некоторая продукция, изготовленная с использованием, практически, рабского труда, уходит в Евросоюз). Это громадные обороты, громадные деньги.
Правда, есть в колониях виды работ, где можно что-то заработать – например, сварищиком. Есть работы (сортировщик – это, фактически, та же разгрузка брёвен с доставкой их в цех на своих плечах), где в конце месяца бригада из 10-ти человек на всю зарплату покупает… несколько пачек чая. Есть работы, где можно не сильно напрягаться, а иногда даже жить отдельно от остальных заключённых (библиотекарь, фотограф, банщик…). Но, как и всё в колонии, – выбор вида работы для заключённого находится в руках администрации. Поэтому самые престижные работы получают только те, кто это каким-то образом заслужил, а, точнее, выслужился.
Таким образом, даже труд, будучи не контролируемым общественными организациями, в колониях превращается в отношении заключённых в способ давления, манипуляции или вознаграждения за определённые услуги для администрации, оставаясь практически бесплатным. Возможно, именно, поэтому самым частым видом наказания остаётся наказание за отказ от такой работы. И, к сожалению, в этом деле без реального, а не фиктивного контроля правозащитников и общественности, вряд ли, будут перемены к лучшему.