Навіны

Вольный холод тюрьмы

Молодежь проходит свои университеты в автозаках и на скамье подсудимых.

«Туманные проходят годы, и вперемежку дышим мы то затхлым воздухом свободы, то вольным холодом тюрьмы» (Георгий Иванов). Отмечая в 39-й раз достойный праздник – День политзаключенного СССР, учрежденный в пермских и мордовских политических зонах по предложению физика, диссидента и журналиста Кронида Любарского, надо сознаться, что при советской власти так было всегда, и при ее реставрации сегодня это тоже оправдывается. Александр Солженицын в романе «В круге первом» написал, что души у «вольняшки», зашуганного и ежеминутно ожидающего ареста, нет. Душа есть только у зэка, который свободен от страха, которому нечего терять. Артиллерийский капитан Солженицын, не получив срок, никогда не стал бы великим писателем, лауреатом Нобелевки, ориентиром поколения.

Василий Гроссман писал в своем эссе «Все течет», что пока «вольняшки» плакали и душили друг друга на сталинских похоронах, ликование охватило народ зэков, который говорил одно: «Подох!»

И разве не стала верноподданная «хунвейбинка» (ее слова!) Евгения Гинзбург на Колыме гуманным, верующим, мыслящим человеком, автором «Крутого маршрута» — воспоминаний обличительных и талантливых?

В послесталинское время диссиденты вставали власти поперек дороги и поперек горла сознательно. Это была такая профессия: «досиденты» и «отсиденты». А в путинское время, как в сталинское, становление человека и гражданина зачастую происходит в тюрьме. Путинское время, «шкурное» (цитируя Пастернака), грязное и подлое, ставит человека, который был «вне схватки», перед выбором. И некоторые оказываются героями без кавычек. По Жану Аную, по «Антигоне»: «Ну вот, маленькую Антигону схватили, впервые она может стать сама собой».

Владелец ЮКОСа, почти олигарх Михаил Ходорковский, живший в мире с властью, на зоне стал узником совести и диссидентом, вот уже десять лет не желающим просить у Путина пощады.

Юрист Василий Алексанян предпочел показаниям на Ходорковского мучения от страшной болезни в тюрьме. Заурядный майор КГБ в отставке Алексей Пичугин за отказ от ложного доноса на того же Ходорковского стоически принял пожизненное заключение. Юрист Светлана Бахмина, оставив дома маленьких детей, села в тюрьму за то же.

Сергей Магнитский за свою честность и стойкость был замучен в путинских застенках.

Думала ли богемная Надя Толоконникова, что в лагере она станет правозащитником? Знали ли они с Марией Алехиной о том, что в них таится частица духа Джордано Бруно, что они не отрекутся и не будут каяться перед перспективой ГУЛАГа?

«Болотники» в своей клетке тоже не каются и не просят прощения. Они требуют свободы не только для себя — для страны.

И все эти примеры — приговор путинскому режиму, который история не обжалует и не смягчит. «Нету сильней агитации, нету сильней нелегальщины, если на тюрьмы кидаются самоубийцами вальдшнепы. Крылья о стены каменные бьются, не сдавшись на милость. Лучше крылатость в камере, чем на свободе бескрылость» (Евгений Евтушенко).

Мы дошли до ситуации, когда гражданские качества человека поверяются уровнем его конфронтации с властью: на площади, в суде, в печати. «Арестованный — это званье. Круг почета — тюремный круг. Арестованным быть — признанье государством твоих заслуг. Где один гражданин настоящий не под слежкой — ну хоть бы один?! В подозрительных не состоящий подозрителен как гражданин. В государстве рабов и хозяев поднят лозунг незримый на щит: «для спасения негодяев благомыслящих не щадить». Это все из «Казанского университета» Евгения Евтушенко. Нынешняя молодежь проходит свои университеты в автозаках, на скамье подсудимых и за колючкой зон.

Валерия Новодворская, The New Times