Департамент исполнения наказаний нарушений не усматривает
«Постоянное и систематическое использование информации о проблемах со здоровьем для усугубления этих проблем является одним из способов медленного убийства. Прошу выяснить, кто отдаёт незаконные распоряжения руководству ИУ осуществлять такое убийство».
После недавних событий в могилёвской тюрьме Статкевич обратился в Генеральную прокуратуру с требованием провести прокурорскую проверку и дать правовую оценку постоянным попыткам администрации исправительных учреждений использовать его обращения за медицинской помощью «как сигнал для организации противоправного давления путём незаконного создания условий для обострения заболеваний, о которых стало известно».
Он заявил, что «цель подобных и других методов давления – принуждение меня к признанию вины в «организации массовых беспорядков» и написании заявления о помиловании. По-видимому, организаторы незаконного давления надеются таким образом разрушить моё физическое и психическое здоровье и, если им не удастся заставить меня написать нужное им заявление, лишить меня физической возможности заниматься общественной и политической деятельностью после освобождения».
Далее в заявлении приведен ряд фактов, подтверждающих сказанное выше:
Ещё в ИК-17 Шклове, куда Николай Статкевич попал в июне 2011 года по приговору суда, ему неоднократно отказывали в просьбе сделать ЭКГ и биохимический анализ крови в связи с аритмией, которая появилась у него после 24-хдневной голодовки в СИЗО КГБ. Вместо этого его, вопреки требованиям ч.1 ст.98 УИК, отправили работать на пилораму, определив рабочей обязанностью доставлять брёвна к пиле. Остальные осуждённые, выполняющие эту работу, были не старше 30 лет. Ни ЭКГ, ни исследования крови за всё время пребывания в колонии экс-кандидату в президенты так и не были выполнены.
В начале сентября 2011 года Николай Статкевич получил производственную травму – его руку зажало брёвнами. (Впоследствии выяснилось, что это стало результатом грубейшего нарушения правил охраны труда и техники безопасности на производстве в ИК-17 – политзаключённому даже не была выдана спецодежда. Ред.) На руку была наложена шина, он получил освобождение от работ. Но через три недели Николая Статкевича вернули на работу на пилораму, выдав справку странного содержания: «Исключить нагрузку на левую кисть. Трудоспособен». (Из ответа прокуратуры, полученного женой Н. Статкевича Мариной Адамович, следует, что трудоспособность была восстановлена только 31 октября 2011 года, то есть, спустя более, чем месяц, после возвращения к работе на пилораме. Ред.)
Кроме того, в шкловской колонии №17, куда Николай Статкевич поступил с серьёзно ухудшившимся в СИЗО КГБ зрением, в ноябре была снята лампа дневного освещения над его тумбочкой. Просьба к начальнику отряда капитану Козыреву вернуть её на место удовлетворена не была. Вместо этого, 10 декабря 2011 года Николай Статкевич был помещён в одиночную камеру ПКТ, «которая, единственная в блоке ШИЗО-ПКТ ИК-17, с трёх сторон огибалась коридором и поэтому не имела окна. Используемая для освещения камеры лампочка в 40 ВТ находилась в нише за металлической пластиной с отверстиями. Стены камеры, вопреки требованиям п.45 ПВР, были окрашены в тёмный цвет. Поэтому в камере постоянно был полумрак. Санитарные нормы по освещению грубо нарушались. В результате, после более, чем месяца, нахождения в этой камере зрение у меня опять ухудшилось»,- констатировал политзаключённый.
В январе 2012 г. Николай Статкевич был переведен из ИК-17 в тюрьму №4. После ШИЗО тюрьмы он был помещён в камеру №63, где находился осуждённый А.А, перенёсший туберкулёз, и получавший специальную диету для больных этим заболеванием. «А.А. вел себя неадекватно. Позже он признался, что врачи признали его больным шизофренией в нетяжёлой форме. […] Как я узнал позже, он нанёс телесные повреждения своему новому сокамернику и далее уже содержался по медицинским показаниям в одиночной камере».
В июне в камеру к Николаю Статкевичу был помещён осуждённый А.Ю.., «который рассказал, что перед этим он два месяца находился в камере с ВИЧ-инфицированным У.М., с которым у него были конфликтные отношения. После этого анализ на ВИЧ А.Ю. не делали».
Начиная с января 2012 года Николай Статкевич содержался в, так называемой, «транзитной» камере с полом, покрытым керамической плиткой, что противоречит Правилам внутреннего распорядка исправительных учреждений, и, при длительном нахождении, создаёт опасность заболевания суставов. Только после того, как потолок в этой камере стал протекать, и она пришла в аварийное состояние, в ноябре 2012 г., спустя 10 месяцев, он был переведен в камеру с деревянным полом.
Далее Николай Статкевич указывает, что в середине апреля 2013 г. обратился за медицинской помощью в связи с простудным заболеванием. «После этого из камеры были изъяты тёплые вещи, хотя их нахождение там не противоречило условиям общего тюремного режима. Отопление в камере было отключено. На улице и в камере было холодно. В результате мое состояние ухудшилось и я более месяца не мог выздороветь».
Конкретным поводом для обращения в Генеральную прокуратуру послужили события августа 2013 года. Вот как их описывает сам Николай Статкевич:
«03.08.2103 г. у меня заболела шея. После обеда моё состояние ухудшилось. Я сидел на кровати в камере, прислонившись спиной к стене, что не запрещено тюремными правилами. Приблизительно в 15-30 какой-то сотрудник администрации через смотровую щель спросил меня, не заболел ли я. Я ответил отрицательно, а мой сокамерник сообщил спрашивавшему, что меня продуло. В 16-00 меня без моей просьбы вывели в медчасть, где у меня было зафиксировано повышенное давление и оказана медицинская помощь.
На следующий день – 04.08. к вечеру моё состояние ухудшилось, и на вечерней поверке я сам попросил вывести меня к врачу. Сразу после проверки мне стало плохо, и я упал на кровать. Мой сокамерник стал нажимать на сигнальную кнопку и стучать по двери, чтобы дежурный контролёр вызвал врача. Но контролёр не реагировал на эти просьбы. Только минут через 20, когда мне стало лучше, и я смог встать, контролёр вызвал дежурного, и меня отвели к врачу.
05.08 мне сообщили, что на меня составлен акт о нарушении, в котором утверждается, что 03.08 в 15-26 я спал и был «поднят» заместителем начальника тюрьмы подполковником Кузьменковым Александром Ивановичем”.
Николаю Статкевичу не смогли ответить, каким образом он спал, как это было установлено, почему ему не сделали замечание, и почему в тот день он вообще не видел подполковника Кузьменкова. Сразу после этого, пишет экс-кандидат, «мне предложили ответить на вопрос, признаю ли я себя виновным в «организации массовых беспорядков». Я ответил отрицательно.
После этого, 07.08 меня вызвали на комиссию, где обвинили уже в том, что я «спал лёжа». В ответ на мой уточняющий вопрос подполковник Кузьменков заявил, что я спал «поперек кровати». Учитывая, что кровати в камере узкие и размещены вплотную к стенам, лежать на них “поперек” с учётом закона всемирного тяготения и особенностей человеческой анатомии, физически невозможно. […] В «Правилах поведения и содержания осуждённых в тюрьме», размещённых на стене камеры, написано только: «С 6-00 до 22-00 лежать на кровати запрещено». «НА», а не «поперек». И «лежать», а не сидеть, прислонившись.
В заключение Николай Статкевич констатирует: “Считаю, это высосанное из пальца «нарушение» появилось, как реакция на зафиксированное, наконец, у меня 03.08.2013 г. повышенное давление. И, обрадованные первым успехом, представители администрации стали намеренно повышать его дальше.
Постоянное и систематическое использование информации о проблемах со здоровьем для усугубления этих проблем является одним из способов медленного убийства. В связи с этим прошу выяснить, кто отдаёт незаконные распоряжения руководству ИУ осуществлять такое убийство.
Никто и ничто не заставит меня оклеветать себя и тех, кто пошёл за мной», – заявил экс-кандидат в президенты, политзаключённый Николай Статкевич.
¤¤¤
“Департамент исполнения наказаний нарушений не усматривает“…
Такой ответ получил Николай Статкевич на своё заявление в Генеральную прокуратуру 16 сентября 2013 года из Могилёвского областного управления ДИН МВД РБ.
Переадресация заявлений “для рассмотрения” органу, действия которого обжалует заявитель, давно стала нормой для беларусской правоохранительной системы.
Полагаем, что всё сказанное выше побудило Николая Статкевича принять решение, о котором мы сообщали – в интересах безопасности не обращаться далее за медицинской помощью